Михаил Волков - На румбе — Полярная звезда

Стрелкова встретили приветливо.

— Присаживайтесь, товарищ командир, я мигом всех соберу, поговорим, посоветуемся.

Литовцев вскочил, пододвигая командиру табуретку и подмигнув Красанову, мол «давай-ка собери всех».

Не более чем через минуту боцман доложил:

— Команда почти вся собралась. Нет только Багелева и помфлагхима.

Напротив чинно, по ранжиру сидели мотористы. Рядом с ними Аметов, как всегда с широко открытыми глазами и белозубой улыбкой. Слева от боцмана Красанов. Сегодня у него нет обиженного выражения, глаза спокойные и внимательные. С правой руки радист Соловьев, голова повернута немного набок, острый нос напоминает клюв, взгляд иронический, и чем-то неуловимо он весь смахивает на дрозда. Прямо против Стрелкова основательно устроился комендор Поротиков. Его мощная фигура выражает уверенность в своих силах и радушие. К его плечу буквально привалился худенький Еремкин. Он чувствует себя надежно под мощным крылом Поротикова. И у всех на лицах написано ожидание. Что скажет командир.

— Расскажите что-нибудь о себе, — просит радист Соловьев. — Ведь, говорят, что вы-с юнг начинали свою службу.

— Да, это так, — кивнул головой Сергей. — Но только мне хотелось бы и о вас кое-что узнать. Откровенность за откровенность, как говорится.

Он присел и, не мудрствуя лукаво, начал рассказывать, ничего не утаивая: о любви к морю, о желании еще с детских лет стать моряком, о юнговских годах, о первом шторме и о морской болезни, испытанной им в том незабываемом походе по Каспию.

Слушали внимательно и на оклики соседей отмахивались, мол, проходите, не мешайте.

Рассказ о том, что у юнг вместо длинных ленточек за плечами был небольшой бант сбоку на бескозырке, вызвал общий смех. А Аметов спросил:

— Товарыщ командыра, какого цвет банта?

Это подлило еще больше масла в огонь. Смеялись от души.

— Наверно, красный, — задумчиво произнес Соловьев. — Ведь все же они будущие краснофлотцы.

Аметов согласно и удовлетворенно кивнул головой.

Многое в этот вечер узнал о своем экипаже и Стрелков. И то, что боцман полгода был в оккупации, о чем он до сих пор не может вспоминать без горечи, что мотористы прекрасные танцоры и их «яблочко» — гвоздь программы гарнизонной самодеятельности, что Еремкин — детдомовец, а Поротиков работал в лесничестве, что Соловьев — лучший радист в части, а Красанов хочет после увольнения в запас идти учиться на тракториста, что Букин почти наверняка останется на сверхсрочную службу, а у Багелева — две невесты и он не знает, куда ехать после службы, и многое-многое другое.

Уже почти перед самой вечерней поверкой появился Багелев. Вид у него был очень деловой.

— Ну вот, товарищ командир, — воскликнул он, разводя руками, — вы здесь, а я вас везде ищу. План ввода катера в строй составлен, разрешите вручить. Там вверху под словом «Утверждаю» нужна ваша подпись.

— Ну, что ж, Багелев, давайте. Я его прочту внимательно, а утром верну вам.

Старшина выпятил губы, как обиженный ребенок, которому не дали конфеты:

— А что там читать? Ведь коллективно составляли, знаем, что надо.

— Это правильно, что коллективно, — одобрил Стрелков. — Только прочесть мне нужно обязательно. Я ведь на катере без году неделя.

И Стрелков, свернув в трубочку багелевский листок, попрощался с экипажем:

— Отдыхайте, а я пойду. Мне еще надо подготовиться к завтрашнему дню. Выхожу в море с командиром звена.

Ему не терпелось поскорее ознакомиться с планом работ. Завтра предстоял штурманский поход, и на возможный вопрос Быкова: «Ну, как у вас с подготовкой катера к выходу в море?» — хотелось ответить грамотно и исчерпывающе.

Стрелков облюбовал уютный уголок в ленинской комнате, за шахматным столиком и углубился в план.

Но странно, чем дальше он читал его, тем больше чувствовал недоумение. Многие мероприятия, указанные в плане, были, по мнению Сергея, не обязательны. Время, отведенное для производства отдельных работ, завышено, а срок выполнения всего плана — десять суток — был просто неприемлем.

«Думаю, что в начале следующей недели обкатаем твой катер, — сказал ему вчера Быков, застав в штабе за изучением документации. — Форсируй, командир, работы».

И вдруг — десять дней!

Стрелков с чувством острой досады стал перечитывать багелевскую бумагу.

Но что это! Он задержался на седьмом пункте плана:

«Расконсервация мегафона, ответственный Литовцев, срок исполнения работ — одни сутки».

У Сергея перехватило дыхание. Да это же издевательство? Раструб мегафона, даже если он в масле, промыть горячей водой и протереть можно за несколько минут. Что же это? Не мог Литовцев дать Багелеву в план этот пункт. Значит, Багелев его включил сам.

В комнату заглянул главный старшина Ведышев и вопросительно посмотрел на Стрелкова. И тут Сергей вспомнил совет замполита и решился:

— Товарищ главный старшина, можно вас на минутку. Нужен ваш совет. Подскажите, сколько времени потребуется на производство отдельных работ на катере?

И Сергей взял на выбор наиболее сомнительные сроки.

— Все, о чем вы спросили, можно силами команды мотористов выполнить за полтора-два дня. Не спеша.

— Спасибо, Николай Петрович, я примерно так и представлял.

Теперь Сергею стало до обидного ясно, что Багелев решил его разыграть, чтобы потом посмеяться над своим «зеленым» командиром. Первым желанием было немедленно поднять старшину с койки, выдать ему по первое число.

«Стоп, — сдержал он себя. — Не торопись. Ты — командир, из этого положения должен выйти с честью».

Хорошего настроения как не бывало. Сергей знал, что на флоте любят розыгрыш. Но то, что задумал старшина команды мотористов, не было похоже на невинную шутку. Он посягал на авторитет своего командира, и это было совсем непонятно Сергею. «Ведь ему дальше со мной служить. Что он думает?» Но ответа не было. Вот тебе и Багелев. Да, Быков прав. За ним глаз и глаз нужен.

В общежитии Сергея уже ждал Гришин.

— Заработался что-то ты, брат.

— Да, с экипажем был интересный разговор.

— Ах так. Ну это другое дело. А то я уже начал беспокоиться. Нет и нет. А так хочется обо всем поговорить.

Разговор их затянулся допоздна. А потом Сергей написал первое письмо Кате.

За окном уже была ночь, густая, темная. Только где-то далеко внизу мерцали огни, наверное на пирсе плавсредств. И огненно-красно отсвечивали створные знаки, бросая багровые полосы на спокойную поверхность бухты.

Писалось туго. Сказать хотелось так много, что не хватало слов. И письмо получилось коротеньким.

«Милый мой Котенок!

Вот я и на месте. Нет слов, чтобы передать тебе, как я несказанно рад этому. Во-первых, отныне командую торпедным катером, а мой непосредственный командир не кто-нибудь, а Герой Советского Союза Быков Василий Иванович. Если б ты знала, что это за человек! Чудо! Ну, я думаю, что ты скоро в этом убедишься и сама. Бухта наша уютная, зеленая.

С жильем здесь неважно, как и везде. Но мы что-нибудь найдем. А пока я живу в офицерском общежитии. Только что вселился. Нас в комнате шестеро, все молодые лейтенанты, трое — по второму году.

Здесь много знакомых. Борис Иванов. Гришин Гена. Ты их знаешь пока только заочно из моих рассказов. Кстати, Генку ты однажды даже видела, когда, помнишь, была у нас на спартакиаде. Борец он. Я только не успел вас тогда познакомить, надо было уходить в бассейн.

Я уже побывал в море и был проверен самим Быковым. Вроде бы первый экзамен выдержал.

Здесь все хорошо, вот только нет тебя, мое ясное солнышко. Ты уж постарайся быстрее решить все свои дела и ко мне. Если достанешь билет на самолет, то лучше лети, потому что ехать сейчас на поезде очень долго и сложно. Денег не жалей — вышлю сколько потребуется. Я теперь Монте-Кристо. Мне они здесь все равно ни к чему.

Может быть, я неисправимый фантазер, но жду тебя каждый день, вот уже вторые сутки. Обними нашу славную тетю Машу.

Обнимаю и целую тебя несчетное число раз.

Сергей вздохнул и, сложив листок пополам, сунул его в конверт, но запечатывать не стал. «Утром еще добавлю что-нибудь». Но потом, подумав, вновь вытащил письмо из конверта, прочел и, решив, что сказано так мало и что откладывать до утра не стоит, потому как утром будет совсем некогда, пододвинул к себе стопку бумаги и торопливо, боясь пропустить даже малейшую подробность из событий последних двух дней, накатал еще четыре листа мелким убористым почерком. Впрочем, среди дополненного добрая половина не имела никакого отношения к сегодняшним делам и планам. Там каждая строка и слово были о Кате, о любви, о встрече.

ШТУРМАНСКИЙ ПОХОД

Сергей проснулся до того, как прозвенел будильник, поставленный на пять утра. За окном уже светлело, и, взглянув на часы, Стрелков с удовлетворением отметил, что время еще есть. Осторожно спустив ноги с кровати, он на цыпочках вышел в коридор. Поплескавшись вдоволь под умывальником, он быстренько оделся и, прихватив небольшой чемоданчик со всем необходимым, осторожно прикрыл за собой дверь, чтобы не обеспокоить спящих. Уходя, он заметил, что койка Платонова была уже заправлена. «Наверно, ночует на катере», — подумал Сергей.